Анархонизм

МИФЫ ГОРОДА НА НЕВЕ

Для многих жителей России (и не только России) Санкт-Петербург – воплощенный миф, религия, выстроенная на болотах. Про особенную атмосферу питерских «колодцев», легендарный ветер с Финского или величественность Невы вам может рассказать любой, ни разу не побывавший в Санкт-Петербурге. Когда приезжаешь сюда впервые, то поневоле начинаешь вплетать в мифотворчество любые подходящие приметы: если пойдет дождь – будет по-питерски, если солнце спряталось – волны Невы станут свинцовыми, если увидишь всадника – вспомнишь про Петра творенье, если зайдешь во двор – увидишь кусочек неба над головой, а если встретишь человека с гитарой – значит, Цой жив. Российская глубинка экспортирует в Питер приметы в неперевариваемых объемах; многие гибнут, задыхаясь под гнетом свежих поступлений, но некоторые из них приживаются, формируя очередной том библии Санкт-Петербурга. Считать ли упущением или везением то, что до сих пор живы наблюдения, имеющие естественное происхождение, не очень понятно, но есть и такие: если белые ночи – наступило лето, если вскрылась Нева – пришла весна.



( Патологический экскурс в историю )

Отвечал я тут одному пользователю в журнале и вспомнил историю 23-летней давности. Расскажу и вам.

Было это в марте 1985-го. Помер очередной генсек (82-й - Брежнев, 84-й - Андропов): теперь это был Черненко. К МЭСИ подогнали автобусы, мы попрыгали и отправились на Пушкинскую площадь. Да, очередь была аж от Пушкинской. А ведь первая половина марта, и стоять в очереди надо несколько часов. Это ж холодно. А мы молодые, надо же как-то греться. Никто не догадался с собой водки в автобус прихватить, а на месте уже было не взять. Начали в очереди всякие байки да анекдоты травить. Смех - он согревает. К тому же информационный повод был: эти покойники зачастили всему миру на зависть (один из анекдотов в очереди - "Маргарет Тэтчер говорит, что на следующий год не поедет, холодно", еще один - "товарищ милиционер, пустите меня без очереди, я по абонементу").

Хуже было внутри. Мы вошли как раз под начало съемки сюжета для программы "Время". Телевизионщики уже развернули всю свою технику и начинают запускаться. А там внутри все как-то странно устроено: гроб в еловых ветках на сцене, а перед ней несколько рядов кресел с сидящими людьми. И вот прямо перед телекамерами кто-то из нас (кажется, Гуня) говорит тихонько, показывая кивком головы на скорбящих в креслах: "Лепота! Как в кинотеатре. Коля, а это зрители, что ли, сидят?" От этих слов Коля Сунгуров начинает жадно хватать воздух ртом, а я иду рядом с ним. А на нас телекамера, мать ее, надвигается. А Коля, сука, в осеннем пальтишке! Еще снег метет, а он уже в осеннем пальтишке!!! И как ни цепляет короткий воротничок пальто, а все равно прикрыть лицо им не получается. И я рядом с ним иду. И мне уже становится не смешно, а страшно. И тут Коля каким-то судорожным движением выхватывает найденный в кармане скомканный и несвежий носовой платок. Он этот платок рванул, как чеку из гранаты перед тем, как под танк прыгнуть. И вот он этот платок со всего маху шлепает на свою дурацкую физиономию и начинает рыдать. По-настоящему так рыдать, с хрюканьем и трясущимися плечами. И камера на нас. Этот Колин платочек меня доконал. Пришлось срочняком натягивать на лицо ворот зимней куртки (я же не придурок, чтобы по морозу в осеннем пальтишке выпиливать) и тоже рыдать, разумеется. Единственная разумная мысль в голове была, что нас сейчас на выходе примут и повезут сразу на Лубянку. Но почему-то никто не повязал. А на выходе все сразу прошло, будто морок спал.

Думаю, что путиных-медведевых московское студенчество будет примерно так же хоронить.